Прощай, позабудь и не обессудь

Все началось в тот день, когда между нами пробежала черная кошка раздора. Сначала это было незаметно, ненавязчиво, но трещина была, и она разрасталась, словно молния, стремящаяся на огромной скорости врезаться в неприятельницу-землю. Это произошло: трещина стала настоящим каньоном, испещрившим мое юное сердце, не способное понять – почему?

Мы были молоды и глупы, как, впрочем, и сейчас. Ты сказала, что я не тот, каким был раньше, что больше нет во мне той искры, что когда-то зажигала звезды в твоих глазах, что чувства угасли, но дело, конечно, не во мне. В общем, мне пришлось выслушать все самые банальные отговорки, какие только можно было придумать, чтобы избавиться от ненужного (как жестоко это звучит!) человека. Это напомнило мне моменты с любовных романов, которые тебе так нравилось читать, а после рассказывать мне о страстно-влюбленных принцах и холодных простолюдинках, которым приходилось отказываться от благосклонности знатного вельможи только потому, что они были бедны. Наша ситуация была даже абсурднее, чем это бульварное чтиво. Я уже «не тот», но дело не во мне. Забавно, правда? Забавно, что уходящим людям иногда приходится говорить совершеннейшие глупости, чтобы, по их мнению, уменьшить нашу, людей остающихся, боль. А что может уменьшить нашу боль? А ничего! Никакой пластырь с наклейкой «дело не в тебе» не сможет залатать рвущуюся на части душу, никакой йод с этикеткой «все наладится» не затянет раны воспоминаний, никакое обезболивающее не сотрет обиду брошенного любящего человека! И даже ваше вечное «время лечит» никуда не годится, ни черта не помогает, плевать, что же там будет завтра, когда распадаешься на мириады осколков сегодня! Завтрашнего дня не будет, отбой, друзья, ложная тревога!

Не знаю, как я переборол свои чувства в ту минуту, когда ты, моя судья, оглашала мне смертный приговор. Виски пульсировали так, будто голова моя превратилась во второе сердце, либо это само мое сердце не убежало в пятки, как это бывает, а рвануло вверх, к мозгу: тук-тук, тук-тук. Как таймер, отсчитывающий, сколько секунд осталось до взрыва. Десять, девять, восемь…

- Я верю, что ты найдешь ту, кто будет любить тебя, и которую будешь любить ты!
Семь, шесть…

- И вы будете вместе всегда, а меня ты будешь вспоминать только 28 февраля.
Пять, четыре, три…

- Но мы не можем быть вместе, я знаю, я верю, что ты выдержишь! Ведь время лечит…
Два, один, ноль… БАБАХ!

Что-то рвануло в моем мозге, в моем сердце, в моем желудке, в котором, как у маленькой принцессы, порхали чертовы бабочки, как только на горизонте появлялась ты. Я моргнул, и мне показалось, что это длилось вечность, перед глазами сверкали салюты, а конечности пронзила колючая дрожь. Я почувствовал, что ты обнимаешь меня, откуда-то издалека услышал твой шепот: «Прости меня и прощай!» Из серых глаз, которые я всегда сравнивал с глазами косули, катились огромные хрустальные слезы. В ту секунду время остановилось, и я подумал, что эти слезы переливаются как неоправленный бриллиант, и что за них могли бы побороться лучшие ювелиры мира. Время снова забурлило, словно оттаявшая по весне река, и ты ушла, взмахнув копной волос, которые при свете летнего солнца блестели, как колосья спелой пшеницы. Ты ушла, а я стоял на том же месте, бесконечно прокручивая в мыслях твои последние слова.

«Прости меня и прощай!» В голову лезла одна-единственная строка стихотворения, которую, неизвестно откуда, я помнил: «Прощай, позабудь и не обессудь».

Я вспомнил, как на этом самом месте, месяца три назад, каких-то девяносто дней назад, ты, счастливая и влюбленная (правда?), убегала от меня по зеленой траве, смешно вскрикивая, когда я приближался ближе. Ты была прекрасна, как летнее утро, как дождливый осенний вечер, проведенный в теплых объятиях, как дом у озера! Жизнь была прекрасна. Да, жизнь умеет быть прекрасной… И коварной, как настоящая женщина. Сначала погладит и угостит печеньем, а потом ударит по коленке, сердито отберет сладость, еще и виноватым выставит.

«Прощай, позабудь и не обессудь, - со смешком сказал я вслух, - а письма сожги как мост».