Луна растянула на улице две тени цвета спелого авокадо. Селесте отошла от окна, пригладила волосы, завязала на спине концы шали. Скрипнула дверь. Грузное тело упало на пол. — Принимай, хозяйка. Доставил. — Спасибо, Эстефанио, спасибо.
Луна растянула на улице две тени цвета спелого авокадо. Селесте отошла от окна, пригладила волосы, завязала на спине концы шали.
Скрипнула дверь. Грузное тело упало на пол.
— Принимай, хозяйка. Доставил.
— Спасибо, Эстефанио, спасибо. Благослови тебя Господь. Вот, возьми пирожков в дорогу.
Селесте протянула мужчине узелок, горячий и тяжёлый. Задвинула засовы, сняла с мужа мятую шляпу, стряхнула с неё сено. Расстегнула рубашку со следами от чужих ладоней. Леонардо приоткрыл глаз и засунул пальцы жене под блузку. Промычал:
— Ну а что мы? Пойдём, что ли…
— Сегодня нельзя.
Селесте стянула с мужниных ног сапоги из страусиной кожи. Леонардо схватил жену, притянул к себе.
— Всё нельзя да нельзя. Может, хватит уже считать дни? Два года женаты…
— Отпусти!
Селесте начала задыхаться.
— Отпусти же. Сейчас не до этого. Скоро Страстная неделя…
Она с трудом подняла мужа и повела его в спальню.
Ветер спускался с горы Альбан, с земли сапотеков , щипал фасоль, качал кукурузу. Скрёб стекла когтями, выл в щель под дверью. Селесте лежала на кровати, словно на жертвенном камне. Рядом спал Леонардо в рубашке с запахом лошадиного пота. «Чего ждёшь? — ствол старого можжевельника скрипел голосами предков. — Птицы несут яйца. Семена дают новые стебли. Всё, что живёт на этой планете, должно плодиться». Селесте зажала уши краями подушки.
Рассветные хлопоты прогнали ночные страхи. У хорошей хозяйки дел, как у утки перьев. Селесте долго решала, какую из свинок заколоть к Пасхе. Купила перцев, лука, белой фасоли, вместе с орехами перемолола всё в пасту. Заказала у торговцев мескаля с запасом, чтобы стол не оказался голым. Перегладила костюм Леонардо. Когда муж вернулся с лошадиного рынка, обед стоял готовый.
— Суп и рыба с твоим любимым зелёным моле .
Леонардо звенел ложкой о миску и рассказывал:
— …Хозяин отправил купить кобылу. Понравились мне две сивых. Спрашиваю, сколько лет. Отвечают: по четыре года. Открываю лошадкам рты, а у них все зацепы и окрайки стёрты. Говорю: так им лет по десять!
Селесте слушала его и набивала хворостом печку.
— Иди сюда, — произнёс Леонардо, когда опустела тарелка.
Женщина знала: когда у него такой густой голос, он хочет ласки.
— Мне сейчас некогда.
— В этом месяце ни разу, Селесте!
Леонардо швырнул в угол тарелку, вышел из дома. Разговаривая сам с собой, завалился в гамак на террасе.
Холод защекотал Селесте затылок. Женщина села на колени перед алтарём Пресвятой Чикинкирской.
— Как сказать ему? Научи, как сказать ему правду?
Она поплакала перед иконой, перекрестилась и вытерла щёки фартуком с запахом лука.
Утром снова казалось, что все в порядке. Селесте сварила кофе и распахнула запотевшие окна. Бросила на сковороду горсть семян чили. Подожгла сухую лепёшку, чтобы у моле появился вкус пепла. Перетёрла в ступке орехи, кунжут и гвоздику. Добавила бульона и ложкой мешала соус до высокого солнца.
Леонардо пришёл к обеду. Обсосал бараньи рёбрышки до блеска, вымокал соус хлебом.
— …Торговец не обманул, конь был молод. Но на ногах жеребца я всё-таки прощупал наливы. Оглядел копыта: плоские и в трещинах оказались. Я в три раза сбил цену — такой годится разве что съездить до рынка. Даже плуг не потянет…
Селесте поставила перед мужем манговый пудинг. Леонардо закусил нижнюю губу и ей улыбнулся.
— Отвези меня на рынок, — выпалила она.
А в мыслях решила: «Больше нельзя тянуть время. Сегодня ему скажу. Если выгонит, будь что будет».
Уже затемно занесли в сени покупки. Пока Леонардо кормил коня, Селесте грела бульон и перетирала в ступке жёлтый перец, красные цветы, травы. Полила пряным соусом оленину на тарелках и присыпала зёрнышками граната. Обмакнула в соль края рюмок, разрезала пополам лимоны. Перед тем как сесть за стол с мужем, поглядела на угол с Пресвятой Чикинкирской.
Они выпили за здоровье, молча ели. За окном лягушки пели тоскливые песни высохшему болоту, конь шарил мордой в свежем сене. Когда с тарелок исчезло желе из туны , Леонардо поглядел на жену налитыми чернотой глазами. Селесте встала, но муж ухватил её за запястье и посадил к себе на колени. Поцелуй с запахом мескаля наполнил её грудь туманом.
— Что такое? Чего дрожишь?
Она зажмурилась и прошептала ему на ухо:
— Хочу, чтобы только ты и я. Всегда. Никого больше.
Руки Леонардо повисли вдоль тела.
— Не понимаю…
— Не хочу.
— Чего?
Она погладила себя по животу.
— Почему не хочешь?
— Не знаю. Хочу, чтобы только ты и я.
Леонардо заходил по кухне. Его голос из глубины груди доносился, как из подземелья:
— Никогда же не ошибался. Всегда умел выбирать хороших… Готовит вкусно, хозяйничает, молодая, ходит в церковь… Как не заметил подвоха? Должен же был заметить…
Бормоча, взял шляпу и исчез в темноте за дверью.
Селесте спрятала пытающее лицо в ладонях:
— Что же будет? Что теперь будет?
Мария Фариса